— Ты в этом уверен?
— Да, сэр.
— Должно быть, ты прав. Но с чего вдруг? Разрази меня гром, только что она находилась в моём обществе без малого два месяца.
— Да, сэр.
— Многие говорят, что два дня в моей компании — это перебор.
— Да, сэр. Я прекрасно вас понимаю. Тем не менее миссис Траверс совершенно очевидно считает ваше присутствие в Бринкли-корте необходимым. Мне кажется, её желание следует удовлетворить.
— Ты имеешь в виду, я должен отправиться в её поместье?
— Да, сэр.
— Ну уж нет. При всём желании я не могу поехать к ней «немедленно». Сегодня вечером меня ждёт очень важное мероприятие. Сам знаешь, день рождения Гориллы Твистлтона.
Если можно так выразиться, наступило неловкое молчание. Нет сомнений, мы оба вспомнили о нашей небольшой размолвке и почувствовали себя неуютно. Понимая, что бедный малый всё ещё испытывает горечь поражения, я решил хоть как-то его утешить:
— Зря ты ополчился на мой клубный пиджак, Дживз. Большая ошибка с твоей стороны.
— Я лишь высказал своё мнение, сэр.
— Когда я надевал его в Каннах, женщины в казино переглядывались и шёпотом спрашивали: «Кто он такой?»
— Континентальные казино славятся отсутствием вкуса, сэр.
— А вчера вечером я рассказал о нём Горилле, и он пришёл в полный восторг.
— Вот как, сэр?
— И не он один. Я худого слова не услышал. Ребята в клубе дружно заявили, что мне жутко подфартило.
— Вот как, сэр?
— Мой пиджак, Дживз, просто загляденье, и я убеждён, что рано или поздно ты его оценишь.
— Вряд ли, сэр.
Я сдался. Объяснить Дживзу по-хорошему, по-отечески, что он не прав, невозможно. Упрям как осёл, иначе о нём не скажешь. Остаётся лишь посожалеть, что он не желает внять голосу разума. Безнадёжный случай.
— Вернёмся к нашим баранам, Дживз. Ни о каком «немедленно» речи быть не может. Я не готов сломя голову мчаться в Бринкли-корт или куда-то там ещё. Даже не обсуждается. Так что дай мне бумагу и карандаш, и я черкну, что появлюсь у неё через недельку-другую. Надеюсь, у тёти Делии хватит силы воли, чтобы пережить моё отсутствие в течение нескольких дней. Пусть стиснет зубы покрепче и ждёт. Я появлюсь. Тебе всё понятно, Дживз?
— Да, сэр.
— Значит, решено. Сбегай на почту и отстучи что-нибудь вроде: «Буду завтра через две недели». И покончим с этим делом.
— Слушаюсь, сэр.
День тянулся томительно, но в конце концов пришла пора переодеваться и идти праздновать знаменательное событие в жизни Гориллы Твистлтона.
Болтая со мной вчера вечером в клубе, Горилла клятвенно обещал, что закатит пирушку, какой не видывал мир, и, должен признаться, он не обманул моих ожиданий. Домой я вернулся около четырёх ночи и, по правде говоря, почти не помню, как очутился в постели. И вообще у меня сложилось такое впечатление, что не успел я коснуться подушки, как меня разбудил звук открывающейся двери.
Не совсем соображая, на каком я свете, я с трудом разлепил одно веко.
— Чай, Дживз?
— Нет, сэр. Миссис Траверс.
Спустя мгновение послышался вой ветра, и моя родственница пересекла порог со скоростью пятьдесят миль в час, пыхтя, как паровоз.
Широко известно, что Бертрам Вустер — строгий судья и весьма критически относится к своим ближайшим и дражайшим. Тем не менее он справедлив, этого у него не отнять. И если вы внимательно читали мои мемуары, то вне всякого сомнения помните, как я неоднократно утверждал, что моя тётя Делия — женщина высшей пробы.
Она вышла замуж за старикана Тома Траверса en secondes noces, — если это выражение здесь подходит, — в тот год, когда Василёк выиграл скачки в Кембридшире, и, если вы не забыли, однажды заставила меня написать статью «Что носит хорошо одетый мужчина» в свой журнал «Будуар миледи». У тёти Джулии большая, добрая душа, и общаться с ней одно удовольствие, чего никак не скажешь о моей тёте Агате — грозе Лондона и проклятье многих домов Англии. Короче говоря, на тёте Агате проб негде ставить, а тётю Делию нельзя не ценить за её весёлость, спортивный дух и глубокое понимание жизни.
Тем более представьте моё изумление, когда я увидел её у своей кровати в столь ранний до неприличия час. Я имею в виду, уж кому-кому, а тёте Делии прекрасно известно, что я никого не принимаю по утрам до тех пор, пока не выпью чашечку чая. Заметьте, она ворвалась ко мне нежданно-негаданно, заранее зная, что нарушает мои уединение и покой, а это уже никуда не годилось. Помнится, у меня мелькнула ужасная мысль, что тётя Делия стала не той, что раньше.
К тому же с какой стати она притащилась в Лондон? Вот вопрос, на который я не находил ответа. Посудите сами, когда добропорядочная жена попадает в родные пенаты после почти двухмесячного отсутствия, она не сбегает из дому на следующий день после своего возвращения, ведь ей надлежит заняться своими прямыми обязанностями: хлопотать вокруг мужа, кормить кошку, причёсывать собаку, и так далее, и тому подобное. А посему неудивительно, что я посмотрел на неё сурово и с упрёком, насколько мне позволили слипшиеся веки.
Должно быть, она не поняла моего взгляда.
— Берти, болван, немедленно просыпайся! — вскричала она голосом, который ударил меня в лоб и вышел из затылка.
Есть у тёти Делии один недостаток: она разговаривает со своим vis-a-vis, как будто тот скачет в полумиле от неё на резвом скакуне, давя копытами охотничьих собак. Видимо, ей трудно избавиться от старых привычек. В своё время тётя Делия считала день потерянным, если не носилась как угорелая по лугам и полям, затравливая какую-нибудь несчастную лисицу.